|
Всемирная паутина, при всех своих минусах и плюсах обладает одним очень необходимым для людей качеством. Она позволяет общаться людям, которые находятся друг от друга на большом расстоянии. Стирая границы, позволяет узнавать для себя много очень талантливых и интересных людей…
После того, а вернее уже во время беседы с уважаемым Константином Чекмарёвым, возникла мысль создать раздел. Создать для того, что бы как можно больше людей смогли познакомиться с этим безусловно честным, искренним и талантливым человеком. Пусть это будет моей благодарностью ему за прекрасную беседу, и за то, что он есть!
Давайте немного отвлечёмся от серьёзных тем. Вот если я попрошу Вас рассказать о Море! Морская пучина, голубая бездна… Как заболевают морем?
О море я способен говорить часами. Не стану утомлять вас, скажу лишь одно. Еще будучи совсем маленьким, я своими глазами увидел Тихий океан (точнее это было Японское море) с берега залива Посьета. Эта бескрайняя волнующаяся водная равнина произвела на меня неизгладимое впечатление! О том обеде на берегу залива, я уже рассказывал, в ответе на самый первый вопрос о моём детстве на Дальнем Востоке. Повторять не буду, это были самые первые мои впечатления от встречи с морем.
Расскажу о более поздних событиях, когда я ста уже более взрослым, из которых станет понятной моя любовь к морю и всему, что с ним связано в моей жизни. Для начала приведу два отрывка из своих воспоминаний о моём пребывании в «Артеке», написанных уже достаточно давно, по просьбе создателя сайта «Артековец» Дмитрия Плюховича.
Во Всесоюзном санаторном пионерском лагере «Артек», расположенного на южном берегу красивейшего Чёрного моря, плавания, как такового, не существовало в принципе.
Не знаю, как сейчас, но тогда контакт с морской водой для пионеров существовал только в виде, так называемых, водных процедур, в сочетании с воздушными и солнечными «ваннами». Происходило это так.
Исключительно в солнечную тихую погоду объявлялось, нет, не купание, объявлялись пляжные процедуры. Они состояли в следующем. Как всегда строем, отряд выходил на галечный пляж. В другое время, не строем, без сопровождения взрослых, пионерам выходить на пляж, было категорически запрещено, даже не подходя к воде. На пляже всегда стояли деревянные кровати-лежаки две группы на расстоянии метров пятьдесят друг от друга.
Каждая группа состояла из двадцати лежаков по 10 в два ряда. Уже на пляже отряд делился на мальчиков и девочек. Девочки направлялись к дальним лежакам, а мальчики оставались возле ближних.
По команде врача (по врачу и воспитателю или вожатому на каждую группу) следовало снять всю одежду и занять место на лежаке, пузом кверху (одежда и полотенце - под голову). Панамка должна закрывать лицо и голову. Через пятнадцать минут, по песочным часам, следовало перевернуться на живот, но только по команде и все разом. После двух таких смен положения, все поднимались, бежали под навес и некоторое время сидели в тени.
Затем наступал момент собственно купания (прошу прощения – водной процедуры). По команде вожатого мы выходили к самой воде и выстраивались вдоль неё в шеренгу. Некоторое время стояли в ряд лицом к морю. Производился пересчёт участников купания. Справа в пятидесяти метрах от нас в такой же шеренге стояли девочки. Напротив них неподалеку в море плавала шлюпка спасателя.
Врачи давали команду и обе шеренги мед-лен-но заходили в воду чуть выше колена (имелось в виду колено самого низкорослого в шеренге). По команде все садились на дно и, начиналась, собственно, водная процедура. Следовало соблюдать тишину, не ложиться, не махать руками, не брызгаться. Надо было просто сидеть и наслаждаться процедурой. Это было не развлечение, а лечебный процесс. Сказать, что я плохо переносил это мероприятие это ничего не сказать. Я ненавидел его!!!
Чёрное море, на берегу которого проходили дни нашего беззаботного отдыха, привлекало меня, как магнит. Заболел-то я морем гораздо раньше еще, когда не видел его, а только читал в приключенческих книгах. То, что я увидел с высоты Ангарского перевала в день нашего приезда в «Артек» и затем, оказавшись на берегу, удивительным образом совпадало с моими детскими и юношескими мечтами. С первого же дня, взглянув со смотровой площадки тоннеля Генуэзской крепости вниз, я полюбил его ещё крепче, на всю жизнь.
По этой причине всё, что во время моего пребывания в лагере, так или иначе, было связано с морем, вызывало в моей душе горячий отклик. С нетерпением я ждал того дня, когда лагерные врачи разрешат купание в море. Ведь одно дело бродить на некотором расстоянии, не имея права подойти к воде (даже просто зачерпнуть пригоршней и попробовать на вкус) и совсем другое окунуться целиком, поплыть, нырнуть и, раскрыв глаза, увидеть подводный мир.
Характерный запах моря, его постоянный шум, солнечные блики на волнах и удивительная прозрачность воды оказывали на меня гипнотическое воздействие. Во мне происходила невероятная внутренняя борьба. Соблазн, нарушить запрет, был очень велик. Я с интересом вглядывался в своих друзей по отряду. Неужели это только я страдаю от этого? Может быть, именно этим отличаются так называемые отличники от обычных ребят?
Дисциплина для них, наверное, важнее всего. Запрещено - стало быть и не хотелось! А как же нормальное любопытство, романтика, детское озорство и бесшабашность юности? Нет! Не все Артековцы были отличниками и безропотно ходили строем, взявшись за руки.
Были и другие, более нормальные, но не часто и, поэтому, о них ходили легенды. Одну из них рассказал нам как-то вечером Валерий Дмитриевич, наш вожатый. История состояла в следующем.
Трое ребят отдыхавших в августовскую смену находились в нижнем приморском лагере (это часть первого главного лагеря «Артека»). Именно там находится причал, где рядом с пограничными катерами содержался небольшой тогда Артековский флот. Он состоял из нескольких больших морских шлюпок. Время от времени на этих шлюпках катали по морю пионеров. Эти катания обставлялись всеми мыслимыми и не мыслимыми мерами безопасности.
В группы отбирались только те, кто умел плавать. О купании в Артеке я расскажу потом подробнее. На каждого «морехода» одевался оранжевый надувной спасательный жилет с множеством ремешков и лямочек. Все эти ремешки и лямочки застёгивались и завязывались ещё на берегу. Жилет был резиновый и, учитывая крымскую летнюю жару, в нём было, мягко говоря, не холодно.
Но чего не вытерпишь ради морской романтики. Увы, вся романтика сводилась к тому, что под наблюдением взрослых (один на руле, а второй на носу шлюпки) шестеро юных моряков в течение получаса махали вёслами, совершая круги неподалеку от причала. На берегу их ждала сменная команда, уже одетых в оранжевые жилеты и изнемогающих от нетерпения и жары, претендентов.
Ребятам хотелось отплыть подальше, увидеть новые берега, почувствовать настоящую морскую волну. Хотелось подставить лицо тугому морскому ветру и солёным брызгам чтобы, закрыв глаза, представить себя настоящим мореходом. Но эти упражнения проводились только в штилевую погоду и недалеко от базы. Тем ребятам, которые уже заразились романтикой дальних странствий, эти занятия были не интересны скучны.
Мальчишки на то и мальчишки что их не останавливают непонятные запреты взрослых. Иначе никогда бы не появились «одиссеи» прошлого. И вот трое ребят из отряда морского лагеря сговорились и решили, тайно взяв шлюпку, уплыть ночью в море с надеждой добраться до турецкого берега. Они серьёзно по взрослому подошли к осуществлению этой затеи.
Изучили систему охраны и содержания шлюпок. Выяснилось, что собственно охраны, как таковой, не было. Персонал лагеря уповал на бдительность пограничников и дисциплинированность Артековцев. Пограничникам хватало и своих забот. Они считали лодки не своим инвентарём и, к тому же, лагерная территория охранялась и никаких забот стражам границы не доставляла. Лодки были привязаны к причалу морским узлом из обычной верёвки. Вёсла хранились прислонёнными к стене берегового сарая, а руль вообще не снимался с кормы.
Надо отметить, что шлюпки были подарены «Артеку» военными моряками новыми в полном комплекте. Мачты и паруса, которые только мешали катать пионеров, были раз и навсегда убраны в сарай, а остальное снаряжение, включающее спасательные и другие принадлежности, даже бочонок с водой, хранилось на шлюпке. Заговорщиков это вполне устраивало. О том, что морской узел развязывается одним движением руки, они уже знали.
Поднакопив сухарей и других засушенных продуктов (это было нетрудно при обильном кормлении пионеров), в одну из тёмных южных августовских ночей, они осуществили свой дерзкий замысел. То ли прожектор в эту ночь был на профилактике, то ли просто повезло, но пограничники их натурально «прошляпили». Хватились беглецов только на утренней линейке. Естественно, искать пропавших стали на берегу, постепенно расширяя зону поиска. К обеду стало ясно, что в ближней зоне их нет.
Это уже серьёзное беспрецедентное ЧП. Лагерное начальство обратилось к военным и в первую очередь к пограничникам. Пограничники подошли к проблеме соседей очень серьёзно и, обследовав территорию, обнаружили пропажу шлюпки. К этому времени наши беглецы, дружно гребя вёслами, были уже далеко за горизонтом и, наверное, считали, что Турция уже не далеко, поскольку вершины крымских гор начали размываться дымкой на горизонте.
От напряженной ночной гребли и жаркого солнца их разморило и они, решив, что всё позади, уснули. Разбудил их шум снижающегося вертолета, а затем и рёв пограничного катера, идущего на полном ходу. Взятая на буксир шлюпка, была торжественно отбуксирована к причалу лагеря, а путешественники попали в радостные объятия друзей и счастливого персонала.
К всеобщему удовольствию, особых жестоких мер наказания виновных за этим событием не последовало. Храбрых моряков, конечно, поругали за доставленное беспокойство и волнения. Предполагать какие либо политические мотивы их поступка никому в голову не пришло (будь они постарше, это было бы неизбежно).
Отправлять провинившихся домой и, тем самым подставлять себя, администрация лагеря не решилась. У пограничников тоже были основания не афишировать свой прокол, поскольку главной задачей этой службы тогда являлась защита границы в основном изнутри.
Были приняты меры организационного характера. Шлюпки с тех пор приковывались на цепь. Вёсла и другой инвентарь стали хранить под замком. Катания и без того редкие стали ещё реже и только под мотором в группе из двух, трёх судов. Прожекторы светили каждую ночь и обшаривали всё побережье артековской территории, ослепляя ночующих чаек.
Рассказав эту поучительную историю, вожатый обрадовал нас извещением о том, что наш отряд скоро поплывёт на экскурсию к Адаларам. Как только будет приемлемая погода за нами придут шлюпки, но когда точно это произойдёт, никто точно сказать не может. Остаётся только ждать. С этого момента для меня и думаю что для всех остальных выражение «ждать у моря погоды» приобрело особую остроту и актуальность.
Ждать пришлось не долго. Дня через два прямо за завтраком нам было объявлено, что шлюпки пришли и ждут нас на нашем пляже. Завтрак закончился почти мгновенно.
Большие спасательные шлюпки (теперь я бы сказал – вельботы) стояли, уткнувшись носами в галечник пляжа. Слабый прибой легко покачивал их. Море было почти зеркальным.
Отряд быстро разделился на три группы, все надели жилеты. Нам объяснили простые правила поведения в шлюпке. Сидеть спокойно на отведённом месте, держась руками за сидение. Не опускать руки за борт. Не вставать. Погрузка прошла без задержек, так как всем хотелось быстрее оказаться в море. В каждой шлюпке были по двое взрослых: матрос-моторист он же рулевой и на носу воспитатель или вожатый. Я забрался в шлюпку с Валерием Дмитриевичем, законно полагая, что его комментарии к экскурсии будут интереснее. Интуиция меня не подвела, так оно и вышло.
На этих лодках-вельботах (у них острая кормовая оконечность) были установлены подвесные моторы. Я уже тогда разбирался в этой технике и сразу определил, что марка мотора ЛМР-6. Такой мотор я уже видел у нас на Каме. Заурчали моторы и наш «флот» взял курс на две скалы, торчащие в море напротив «Артека». По мере удаления от берега открывалась живописная панорама. Строения у воды становились всё меньше и меньше. Зато горы за лагерем, как бы поднимались и разрастались вширь.
Вода за бортом шлюпки, которая у берега была лазурной, постепенно темнела и темнела пока не превратилась в темно-синюю. Адалары, издали казавшиеся небольшими, приблизившись, выросли многократно. Уже стал слышен шум волн разбивающихся о скалы. Теперь чтобы разглядеть скалистые острова целиком пришлось вертеть шеей и задирать голову. Скалы были не просто большие, они были огромные. Наши шлюпки выглядели на их фоне просто букашками на поверхности воды.
Валерий Дмитриевич, который с момента нашего отплытия, перекрикивая шум мотора, начал рассказывать о разных приметных объектах на берегу и в море, как раз закончил излагать старинную крымскую легенду о возникновении Адалар и замолк. Наш отряд направился в пролив между островами. Скалы грозно нависали над нашими головами.
На память пришла легенда об Одиссее, плывущем на «Арго» между Сциллой и Харибдой. В какой-то момент стало немножко жутко. Мне показалось, что проход становится уже, а скалы сближаются. Впечатление усилилось оттого, что лодки вошли в тень одного из островов. После яркого солнечного света и бликующего моря стало мрачнее и даже прохладнее. Скалы, омываемые морскими волнами, вырастали прямо с большой глубины вертикальными стенами.
Море в проливе было неспокойным и если бы нам понадобилось причалить, то найти место безопасной высадки было бы трудно. Но выход на скалы не входил в наши планы. Наш «флот» обошел вокруг Адалар. В одном месте экскурсовод обратил наше внимание на небольшую площадку на одной из скал. От воды к ней вели вырубленные в граните ступени, а за самой площадкой виднелся грот.
Выглядело это всё достаточно живописно. Валерий Дмитриевич пояснил, что до революции в этом гроте был небольшой ресторан и на этой площадке выступал Шаляпин. Думаю что его голос, усиленный отражением от скал, соперничал или даже перекрывал шум морских волн.
Обойдя вторую скалу, мы легли на обратный курс. Приближающийся берег вернул наши мысли к сегодняшнему времени. Поднялся небольшой ветерок, появились волны. Начало качать, некоторые пионеры вспомнили, наверное, дорогу в «Артек» и довольно быстро «позеленели». Вожатый предложил им сесть прямо на дно шлюпки, где качка чувствуется меньше. Несчастные безропотно выполнили указание, это немного помогло. Немного погодя мотор заглушили и в полной тишине под носом шлюпки зашуршали камешки пляжа. Путешествие в историю окончилось, горн позвал нас на обед.
Много лет после этого я мечтал попасть снова в эти места и посетить самому грот в скале, где пел великий бас. Но мечты остались мечтами, а судьба распорядилась иначе. Теперь это будет называться поездкой за границу, а жаль!
В своих воспоминаниях я снова и снова возвращаюсь к морю. Причиной тому является то впечатление, которое произвели на меня, прочитанные мною в детстве книги, о дальних путешествиях и необыкновенных приключениях, связанных с морем. Богатая детская фантазия рисовала в моём воображении далёкие острова, поросшие буйной тропической растительностью, населённые дикарями или потомками корсаров. Леса, изобилующие экзотическими животными и ярко раскрашенными птицами.
Позднее, когда мне в руки попали великолепные книги Жуль Верна, я взахлёб прочёл его связанные сюжетом и действующими лицами сочинения: «Двадцать тысяч лье под водой», «Пять недель на воздушном шаре», «Таинственный остров». По несколько раз, как предоставлялась возможность, я просиживал в полутёмном кинозале, вновь и вновь переживая приключения детей капитана Гранта и пятнадцатилетнего капитана.
Изготавливая в кружке дома пионеров модель корабля, я становился в мыслях его капитаном, перебирающим в своих руках отполированные ручки его штурвала и зорко вглядывающегося в морскую даль. В моих жилах бурлила и клокотала смесь крови архангелогородских поморов и астраханских моряков и рыбаков. Душа рвалась на морской простор за новыми приключениями.
Накануне отъезда в «Артек» я прочёл еще одну книгу, которая подстегнула мой, и без того горячий, интерес к морю. Это была книга Золотовского «Подводные мастера», о нелёгком, но полном приключений, труде профессиональных водолазов. Она красочно и ярко описывала, на понятном школьнику языке, подводный мир, доступный далеко не каждому, а потому таинственный и привлекательный.
Здесь интересно было буквально всё и богатая подводная растительность и разнообразная фауна, романтика поиска затонувших городов и старинных кораблей, ушедших на дно, унося туда несметные сокровища.
Во время своих посещений Ленинграда, я в первую очередь, навещал полюбившиеся мне: Военно-морской музей и находящийся рядом с ним Зоологический. Причём, наибольший интерес, вызывали у меня экспозиции связанные с подводным флотом и подводными морскими обитателями.
Учительница биологии, заметив моё увлечение миром моря, однажды предложила сделать доклад о мировом океане и его флоре и фауне. Доклад получился длинным и в урок я не уложился. Мне всё время казалось, что ещё не всё сказано и остались самые интересные факты, о которых просто невозможно промолчать. Много позднее я понял, что это наивно, уложить в сорок пять минут описание безбрежного и бездонного океана. В школьной программе по биологии просто не было выделено океану столько времени и даже институтские программы в значительной степени сокращены по той же причине.
Следствием этого выступления было то, что учительница географии попросила рассказать о морских путешественниках и великих географических открытиях. Я не стал отказываться и, хотя готовился к докладу по часам, всё равно не уложился в положенное время. Океан необъятен. Его просто не возможно описать в рамках какой-нибудь учебной программы.
А вот учительницу истории интересовало не мореплавание, как таковое: корабли, сражения на море, освоение новых земель и так далее. Она была более конкретна. К 7ноября, она попросила сделать сообщение о легендарном крейсере «АВРОРА» и то, только в той части его биографии, которая касалась революционных событий. Цусима и всё, что с нею связано, а также устройство броненосца её совершенно не интересовало и было ею безжалостно удалено из доклада.
Политическая история не терпела отклонений от «Генеральной линии». Пришлось следовать этой линии и уложиться в двадцать минут сухой и всем известной информации. Учительница она же завуч была довольна, а я тоже не очень сожалел. В конце концов «АВРОРА» именно в революционной её роли оказалась впоследствии решающим аргументом для отправки меня в «Артек».
И вот я в этом чудесном лагере. Любимое море рядом. Его постоянный шум прибоя сопровождает нас днём и ночью. Вид морского простора притягивает взгляд и манит к себе. Но лагерная дисциплина не предусматривает несанкционированного контакта пионеров с водной стихией. Только строем и только в виде «водных процедур»!!!
Я отделён от моря непреодолимой стеной дисциплины. Непреодолимой, так, по крайней мере, казалось нашим воспитателям. Примерно так же думали древние жрецы, запугивавшие и предостерегавшие своих соплеменников от выхода в море, рассказывая всякие небылицы о чудовищах и прочих опасностях, которые таили его глубины. Если бы не было отчаянных и любопытных молодых людей, мы до сих пор обитали бы на огромном земном диске, стоящем на слонах и черепахе, а океан представлялся бы мрачным безграничным, бездонным и ужасным.
Моё отлучение от моря не могло продолжаться бесконечно. Смена близилась к концу, а вместе с этим передо мной вставала перспектива так и не ощутить своего контакта с предметом моей любви – морем. Перенести этого я был не в силах и сознательно пошел на нарушение внутреннего распорядка лагеря.
Будучи физоргом, я часто бывал на лагерном стадионе. Короткая дорога на стадион пролегала мимо «Дикого пляжа» вот здесь и состоялось моё «грехопадение». Проходя по тропинке мимо этого запретного берега в разное время, я видел, как беззаботно купаются на этом необорудованном участке берега, отдыхающие люди и их дети. Даже малыши спокойно пробирались между большими покрытыми водорослями камнями к открытой воде и плавали в море безо всяких воспитателей, врачей и спасателей.
А я четырнадцатилетний физорг отряда и обладатель спортивного разряда по плаванию с завистью и тоской наблюдал их радость и счастье. Надо мной, дамокловым мечом, висела реальная угроза наказания за нарушение установленного в лагере порядка.
Но однажды плотина не выдержала и прорвалась. Случилось это в тот день, когда на моих глазах из моря на пляж вышел мальчик примерно моего возраста и комплекции, снаряженный в комплект лёгкого водолаза-ныряльщика. На лице его была красная резиновая маска с овальным стеклом, к которой была приделана кроткая трубочка. Один конец трубочки мальчик держал во рту, а другой конец немного возвышался над его головой и имел специальный клапан с шариком. На ступнях его были плавники, наподобие раздвоенного рыбьего хвоста, тоже резиновые и такие же красные, как маска. Но в руках!!!
В руках он держал блестящее металлическое ружьё с гарпуном, на конце которого билась и трепетала довольно большая серебристая рыба! К поясу его плавок был приторочен сетчатый мешок, в котором просматривались две большие морские раковины и шевелился краб размером с два моих кулака.
Рубикон был преодолён в одно мгновение. Я не искал обходного пути, а почти кубарем, скатился на запретный пляж и поздоровался с мальчиком. Моё появление перед ним произвело на ныряльщика не меньшее впечатление, чем его на меня. Он впервые видел артековца не в строю, а просто рядом с собой, да ещё лично здоровающегося.
Дело в том, что неконтролируемые контакты наших пионеров с местным населением и отдыхающими категорически не одобрялись руководством лагеря, по, опять же - «медико-политическим» соображениям. Мало ли какая инфекция и крамола могут быть подхвачены, при такой встрече. Своим необдуманным импульсивным поступком я нарушил сразу два строгих запрета. Дальше терять уже было нечего и я вступил в разговор.
Мальчик, которого звали Саша, был из Москвы и отдыхал в Гурзуфе с мамой. Его отец работал за границей и привёз ему это снаряжение из Франции. Мне было дозволено рассмотреть и даже примерить маску. Она ложилась на лицо плотно и даже присасывалась, если потянуть в себя носом. Дышать нужно было через трубочку, которая поднималась над водой. При нырянии клапан на трубочке не давал воде проникнуть в неё, а при выныривании сам открывался. Как просто!
Мои представления о водолазном снаряжении были совсем другими, как в книге Золотовского. А там резиновый костюм, медный шлем с иллюминаторами и тяжеленные грузы на теле и подошвах. Здесь вместо свинцовых водолазных бот - плавники. И нет никакого шланга, который так сковывает движение. Ну и что, что невозможно находиться под водой долго? Зато полная свобода в передвижении, подобно рыбам. С разрешения Саши я, надев маску, лёг животом на ближний к воде камень и опустил лицо в воду.
В тот же момент я был вознаграждён за все мои предыдущие мучения и за будущие наказания. Передо мной открылось окно в совершенно другой и удивительный мир. Вода оказалась совершенно прозрачная. Маска позволяла видеть все, что находилось вокруг. Трубочка позволяла дышать, не поднимая лицо из воды. Я видел колышущиеся водоросли на камнях, проплывающих мимо рыбок с яркой раскраской, успел заметить даже краба таящегося в щели, под соседним большим камнем.
Я был так увлечён зрелищем подводного мира, что не сразу почувствовал осторожное, деликатное прикосновение к мое ноге. Владелец снаряжения извиняющимся голосом попросил вернуть его сокровище, так как ему уже надо было уходить с пляжа. Саша с мамой сегодня должны были уехать домой, Этот его выход в море был последним. Мы вместе покинули пляж и распрощались на границе территории «Артека». Я был очень благодарен этому приятному мальчику за открытие для меня подводного царства.
Этот первый шаг привёл меня, впоследствии, в школу аквалангистов ДОСААФ продвижению в этом направлении вплоть до инструктора-подводника. Много раз,я погружался в воды Финского залива, Невы, Ладожского, Онежского других мелких озёр нашего Северо-Запада, но такой чистой и прозрачной воды, как в Чёрном море у берегов «Артека», я не встречал нигде
В тот день мне повезло. Мою белую панамку никто из персонала лагеря не заметил на запретной территории «Дикого пляжа». В дальнейшем я вёл себя более осмотрительно и обставлял свои тайные визиты всяческими мерами предосторожности. При любом удобном случае, я незаметно отлучался из отряда и прятался в камнях заветного пляжа. Демаскирующие меня, белые панамку и рубашку, я снимал и прятал в камнях.
Там же в камнях прятался и пионерский галстук. Издали вид мальчика в трусах на «Диком пляже» не привлекал внимания и я мог хоть немного побыть у любимого моря. Я с интересом разглядывал различные раковины, прилепившиеся к камням маленьких рачков и блошек, плавающих в воде и прыгавших по мокрым камням. Отковырнув с трудом раковину от камня, я бросал её в воду и наблюдал, что будет дальше.
Из под камня выбегал небольшой крабик. Он принимался выковыривать клешнями мясо из шляпки раковины. Изловчившись, я хватал крабика и выбрасывал его на пляж. Крабик, несмотря на свои небольшие размеры, ощутимо щипался клешнями и, оказавшись на суше боком, боком бежал к воде. Наблюдать всё это было очень интересно. Но однажды, из-под камня вылез очень большой краб.
Схватить такое чудище руками я не решился. Его клешни были весьма внушительными. У меня появилась идея поймать его какой-нибудь снастью. Несколько дней я ходил в раздумье и, наконец, придумал способ ловли с помощью проволочной петли. Изготовив из подручных материалов снасть, я стал ждать удобного момента чтобы отправиться на большую охоту. Такой момент вскоре представился.
По распорядку на этот день у нашего отряда была назначена спевка. Это когда все вместе поют под баян артековские песни. Занятие это, столь же продолжительное сколь и занудное, никому уже давно не нравилось, но оно было обязательным и, поэтому, никто вслух не роптал. Совместное хоровое пение, по замыслу руководства, должно было способствовать сплачиванию коллектива.
Когда все сплотились на певческой площадке вокруг баяниста и начали распеваться, я незаметно покинул общество и устремился на «Дикий пляж». В моём распоряжении было не менее полутора часов, чего было вполне достаточно для успешной охоты. Краб сразу вылез из под камня, как только я подсунул ему кусочек мяса, ракушки закреплённый на длинной палочке. Когда он начал свою трапезу и увлёкся ею, я медленно навёл проволочную петлю на его большую клешню и, дёрнув вверх, затянул её. Краб попался!
Медленно, медленно я стал вытягивать его из-под камня. Страшилище отчаянно сопротивлялось, но я оказался терпеливее и сильнее. Торопиться было нельзя, так как в случае опасности краб оставляет клешню врагу и быстро скрывается. Моя тактика оправдалась и я извлёк его из воды. Подвешенный на проволочной петле краб дрыгал всеми своими десятью ногами. Он был весьма велик даже больше того, что поймал в море Саша.
Панцирь его был покрыт мелкими водорослями, поселившимися на нём. Клешни громко устрашающе щёлкали. Да! Добыча была достойной потраченных на неё трудов и моего риска. Но время спевки истекало, и я помчался обратно, неся краба на петле. Прятать его где-либо времени уже не было. Успел я вовремя спевка ещё не закончилась и никто не заметил моего появления. Окончательно спевшиеся пионеры были увлечены своим занятием.
« Эх! солёная вода,
Ветер на просторе,
Полюбилось навсегда
Голубое море»…
Я присоединился к общему хору, выводя слова знакомой песни о краснофлотцах.Краб болтался у меня за спиной на проволоке. Я даже на какое-то время забыл про него. Вдруг! Раздался истошный девчачий крик, почти визг.
Песня прервалась и все обернулись к девочке стоящей неподалеку от меня. Она верещала, показывая рукой за мою спину. Все проследили её жест и я понял, что разоблачён. Баянист он же музыкальный руководитель лагеря недовольно спросил – «Что случилось? Почему крик? Почему прервали песню?»
Когда он понял причину и определил виновника срыва спевки, гнев его был безграничен. Меня отвели к вожатому и баянист, изложив суть произошедшего, обещал, что он этого так не оставит и доложит начальству. Что он незамедлительно и сделал.
Бедный краб давно сдох и безжизненно болтался, как вещественное доказательство моего преступления. Вид его, даже дохлого, был такой устрашающий, что никто из взрослых не решился его изъять. Так я и предстал перед срочно собранным педсоветом. Ответив на его дурацкие, по моему мнению, вопросы я был удалён до решения своей судьбы на уличную скамейку.
Я сидел, обречённо ожидая приговора, а ребята из моего отряда наблюдали за мной издалека. По выражению их лиц было видно, что они мне глубоко сочувствуют, но боятся подойти.
Спустя некоторое время вышел Валерий Дмитриевич и подсев ко мне на скамейку, положил руку на плечо и сказал – «Да! Костя. Ты провинился серьёзно. Педсовет был настроен решительно, отправить тебя домой до срока. Особенно настаивал баянист, утверждая, что ты сорвал политическое мероприятие – подготовку ко всеартековской спевке.
Но мне удалось их успокоить, мотивируя, что ты хорошо проявил себя в спортивной работе походах и военной игре. Я рассказал им, что ты интересуешься растениями, животным миром и очень любишь море. Мне удалось убедить их, что у тебя не было умысла срывать спевку, просто так получилось само. Но вот выход на «Дикий пляж» это наказуемый проступок.
Отправлять тебя одного домой хлопотно, да и поздно, смена скоро кончается. За это тебя решили наказать лишением права быть сфотографированным у развёрнутого артековского знамени. Это серьёзное наказание применяется на моей памяти впервые. Учти это и больше ничего не вытворяй.
Артек это лагерь и законы здесь суровые. Краба – свою добычу, засуши и заберёшь с собой. Он действительно большой. Я, за всё время работы в «Артеке», такого - не видел. Пусть этот редкий экземпляр напоминает тебе о твоём проступке»
Так и окончилось моё приключение. Спасибо вожатому он спас меня от наказания.
А засушенный краб, привезённый мною домой, нашел своё место на полке в школьном кабинете биологии. Он долго являлся наглядным пособием для ребят, которые никогда не бывали в лагере с гордым названием «АРТЕК» и никогда не видели Чёрного моря.
Вернуться в раздел Константин Чекмарёв
|
|
|
|
|