Константин Чекмарёв

Всемирная паутина, при всех своих минусах и плюсах обладает одним очень необходимым для людей качеством. Она позволяет общаться людям, которые находятся друг от друга на большом расстоянии. Стирая границы, позволяет узнавать для себя много очень талантливых и интересных людей…

После того, а вернее уже во время беседы с уважаемым Константином Чекмарёвым, возникла мысль создать раздел. Создать для того, что бы как можно больше людей смогли познакомиться с этим безусловно честным, искренним и талантливым человеком. Пусть это будет моей благодарностью ему за прекрасную беседу, и за то, что он есть!

Шпиономания...

Болтун - находка для шпиона. Первые, вторые отделы, всеобщая и повсеместная секретность и подозрительность. Что это было? Сохранение государственных секретов, или сокрытие недостатков и слабостей?

Интересная тема. Признаюсь, даже не предполагал, что доживу до того времени,когда о подобных вещах можно будет открыто, не шепотом на кухне, а вполне открытым текстом, говорить вслух и не оглядываться с осторожностью по сторонам. Ведь всю свою рабочую биографию я проработал в обстановке этой самой «трогательной и нежной» заботы со стороны соответствующих служб.

Что поделать, вся страна была одним «режимным» предприятием, наглухо закрытым от всяческих «происков проклятого Запада». Причём не только учёные, конструкторы и рабочие, занятые непосредственной разработкой и изготовлением военной техники, не только сами военные, использовавшие эту технику по прямому назначению, но и члены их семей, обслуживающий персонал, т.е. все, все, кто хоть в малой степени соприкасался с «оборонкой» попадали на всю жизнь под наблюдение бдительных «Органов».

Порою, доходило до абсурда, когда на ленинградской трикотажно-чулочной фабрике, где мне довелось побывать по работе (наладка электронных блоков управления ткацких станков с ЧПУ), был полновесный Первый (режимный) отдел и секретный цех!!! Цех этот, выпускал тельняшки для флотов ВМФ. Секретом, как шутили местные работницы, являлось количество синих и белых полосок на них!

На самом же деле, под закрытые сведения подпадало количество выпущенных форменных рубашек, по которому «коварный враг» (вокруг же все потенциальные предатели и шпионы) мог бы с высокой точностью разузнать и подсчитать количество личного состава нашего военно-морского флота! Страшный это был секрет!!! Сколько ещё было таких «секретов» неизвестно, пожалуй, даже самому высокому начальству этого грозного и не уважаемого в народе департамента.

Впервые в своей жизни, напрямую и непосредственно столкнулся я с секретностью ещё будучи учеником 9 класса средней школы. В моей семье и среди родных никто не работал на «режимных» предприятиях и в силу этого были, пусть частично, но освобождены от ежедневной опеки вездесущих «Органов». Я – школьник, оказался первым и надеюсь, последним, из нашего рода, кто ощутил эту «заботу».

Как это получилось, во всех подробностях я описал в цикле своих рассказов «О спирте…». Позволю себе процитировать некоторые отрывки из этих воспоминаний, которые касаются темы заданного вопроса.

В самом конце пятидесятых, начале шестидесятых годов, министерство просвещения СССР, под давлением правительства и других министерств, решило радикально реорганизовать учебный процесс во всех советских школах. Генеральным направлением был выбран курс на всеобщее политехническое обучение. Заводам и фабрикам нужны были в большом количестве молодые и обученные рабочие кадры.

Уж слишком многие желали получить высшее образование. Конкурсы в ВУЗы страны достигли небывалых высот. Партию, то бишь - КПСС пугало такое явное нежелание сразу после школы вступать в ряды самого передового в мире рабочего класса.

Надо было заставить молодёжь пополнить опору режима новыми силами. Заставлять и принуждать у нас умели прекрасно. Опыт предыдущей истории страны тому подтверждение. Так поступили и на этот раз. Во всех школах страны было введено одиннадцатилетнее обучение с обязательным освоением школьниками старших классов рабочих профессий. Это касалось как мальчиков, так и девочек - различия тут не делалось.

А уж склонность к гуманитарным дисциплинам не принималась во внимание вовсе. Каждая школа была прикреплена к ближайшему заводу или фабрике. На базе учебных структур этих предприятий проводилась подготовка будущего молодого пополнения рабочего класса. Там, где таких структур не существовало, наскоро создавались школьные Учебно-производственные комбинаты.

Наша 62-я школа Приморского района, где я тогда должен был учиться в девятом классе, по вышеозначенной программе реформирования обучения, была прикреплена к, расположенному поблизости, крупному оборонному заводу. «Северный завод» - он тогда обозначался как п./я.493, был расположен около станции железной дороги «Новая деревня».

Его огромная территория включала в себя, пустынное тогда и огороженное колючим забором, большое лётное поле, именовавшееся «Комендантским аэродромом». Оно и понятно, завод был авиационным. До войны, а потом и после, готовая продукция покидала территорию этого завода своим ходом с этого аэродрома. К тому времени, которое я описываю, завод был уже перепрофилирован и готовые «изделия» вывозили в больших товарных вагонах по имевшейся ж. д. ветке.

«Изделия» были самыми современными для международной обстановки «холодной войны» и крупносерийный выпуск их имел очень важное значение для обороны страны. Вот мы школьники, а в дальнейшем, пройдя обучение, – квалифицированные рабочие и должны были помочь решать задачу увеличения серийности этих «изделий».

«Эта важная народно-хозяйственная и оборонная задача ляжет на ваши молодые плечи!» - так, или примерно так, выражался в своей пафосной вступительной речи заместитель директора завода, начальник отдела подготовки кадров ОПК товарищ Белорусцев Сергей Александрович, когда выступал перед нами, собранными по случаю начала учебного года, в актовом зале.

«Партия и правительство доверяет вам – молодым, ковать надёжный щит мирного неба над нашей необъятной Родиной!! Цените это доверие. Хорошо учитесь и постигайте глубже тонкости нашей рабочей науки» - и далее в том же духе…

Товарищ Белорусцев закончил призывать и начал стращать. Он говорил нам о технике безопасности при посещении территории и цехов завода. О рабочих специальностях, которые нам предстоит освоить, прежде чем мы определимся с выбором конкретной профессии. И в конце, доверительно понизив голос, посуровевшими глазами оглядывая зал, поведал нам, как я понял, самое главное.

«Завод наш оборонный, а потому – секретный» - сказал начальник ОПК. Слово «секретный» он произнёс каким-то зловещим шепотом. От этого по спине поползли мурашки. «Это значит» - пояснил замдиректора – «что далеко не каждому и всякому Родина может доверить ковать щит своего неба. Это надо ещё заслужить. Надо, во-первых, хорошо учиться, а во-вторых, пройти соответствующую проверку на «допуск»».

Как я понял, значительно позднее, это «во-вторых», гораздо важнее всего прочего.Ещё до того, как нас направить на учёбу в ОПК «Северного завода», где-то в недрах спецслужб была проведена предварительная работа и первые листочки в моём «досье» наверняка имеют эту дату 1960 год. Не все мои соученики были включены в нашу группу,вероятно, не всё «было чисто за кормой» у их самих или каких-либо родственников.

После торжественного собрания для нас состоялась небольшая экскурсия в цеха завода.Четырёхэтажное новое здание учебного центра ОПК вплотную примыкало к высокому, украшенному поверху колючей проволокой, глухому забору завода. Через небольшую, охраняемую часовым с винтовкой, дверь в заборе нас провели, пересчитав, на запретную территорию предприятия.

Вот так я вступил на ту тропу, ставшую затем столбовой дорогой, по которой я и иду всю свою трудовую жизнь, по сей день. Не стал я токарем, фрезеровщиком, слесарем, хотя официальные солидные документы ОПК «Северный завод» подтверждают мою (совсем не малую 4-й разряд по каждой из них!) рабочую квалификацию. Мог бы стать, но я уже тогда полюбил радиотехнику, и в мечтах видел себя разработчиком новейших радиоаппаратов для своей страны и армии.

Не столь быстрым был мой путь к высотам науки, но я прошел все ступени становления, через цех завода, работая радиомонтажником, затем в научной лаборатории НИИ «Интеграл» с лаборанта, до инженера – разработчика и конструктора, руководителя КБ.

Но для этого понадобилось сначала успешно окончить учёбу на вечернем факультете «ЛЭТИ им. Ульянова (Ленина), а это осложнилось женитьбой и рождением ребёнка.Всё преодолел, справился и не жалею.Сложен был этот путь, но интересен. Не всё было так просто и прямо. И многие повороты судьбы были прямо связаны с вмешательством ведомства, озабоченного «Государственными секретами» и их охраной.

Об одном из таких поворотов судьбы я написал в другом рассказе того же цикла «О спирте…». Приведу отрывок по теме.

Работая уже инженером, я был включён в состав группы специалистов, решавших важнейшую Государственную задачу, разрабатывавших сложнейшую аппаратуру для оснащения одного из «Кораблей Науки» (по многолетней привычке, опущу его название, корабль ещё в строю). Работа была проведена на высоком научно-техническом (слова из заключения Госкомиссии) уровне и нам – группе разработчиков предстояла дальняя морская командировка для проверки работы нашего детища в реальных условиях открытого океана.

Я ликовал, не зря поработал, постарался, теперь-то я, наконец, увижу океан, о котором мечтал и грезил всю предыдущую жизнь. Судьба распорядилась иначе, и резко изменила мою жизнь. Перед самым выходом в экспедицию нашу группу отозвали в Ленинград для окончательного формирования состава и прохождения сложной процедуры оформления выезда за пределы СССР.

Конечно, самые сложные процессы происходили без нашего непосредственного участия. Эта процедура носила в нашей, закрытой железным занавесом от остального мира, стране некий сакральный характер. В ней принимали участие многочисленные чиновники и служащие разных ведомств, облечённые особым доверием государства.

Пристальному анализу подвергалось каждое слово, каждая запятая многочисленных документов, написанных и соответствующим образом оформленных, на каждого кандидата на выезд.

Никому из нас и в голову не приходило, сколько людей задействовано в этом процессе. Сколько проблем и головной боли мы доставили этим людям. Им мало было исследовать наши родословные на максимальную глубину в прошлое. Каждого из родственников проверить на принадлежность к социальному слою (сословию). Выяснить, не был ли он замешан в какой-нибудь нехорошей истории и не состоял ли, не приведи господи, в троцкистах и прочих нелояльных к нынешней власти организациях.

Любое сомнение, любое белое (я уже не говорю, о тёмном) пятно в их биографиях, трактовалось не в пользу претендента на поездку за рубеж. Поводом, для возможного отклонения кандидатуры, мог явиться любой, обнаруженный в архивной пыли, документ, любой клочок бумаги, содержащий пророчащие или просто подозрительные сведения о проверяемом или о его многочисленных родных.

Каждый, из занятых в этом процессе, работников, начиная с непосредственного начальника (написавшего первую характеристику) и кончая высокими начальниками соответствующих ведомств, ставя свою согласительную подпись, рисковал головой и, как минимум, должностным положением, благополучием себя самого и всей своей семьи. В этом государстве существовала и процветала система круговой поруки и поголовного заложничества.

Случись что, с нами в море, все эти люди окажутся виноваты в том, что были, не достаточно бдительны при проверке кандидатов в команду. А если, не дай бог, корабль, в силу неизвестных и не преодолимых причин, пропадёт со всей командой в открытом море, то все эти чиновники и клерки понесут суровую ответственность за недосмотр, за политическую близорукость.

Сильно они рисковали. Очень они сомневались. Дай им волю, они бы напротив каждой фамилии и без того коротенького списка поставили бы жирный минус. Для них было бы проще заменить всех этих, сомнительно благонадёжных инженеров, на своих проверенных товарищей, которые уж точно не подведут. Но тогда задача, во имя которой, были потрачены немалые государственные деньги, была бы не выполнена. Увы, для выполнения работы требовались настоящие специалисты, а не те «инженеры в штацком», проверенные, но несведущие в конкретной технике люди.

Тоже ответственность и не меньше чем первая. Что и говорить, нелёгкая работёнка, у этих ответственных товарищей. Приходилось рисковать и, скрепя сердце, ставить подпись, не найдя малейшей, хоть какой-нибудь зацепки в документах очередного командируемого. Ну и что из того, что корабль выйдет в Атлантику, не заходя ни в какие иностранные порты, не останавливаясь у чужих берегов?

Ну и что, что он будет болтаться посреди океана месяц или даже больше, не имея контактов с редко проходящими вблизи кораблями, всячески избегая таких случайных встреч, а потом вернётся, таким же порядком, в родной порт? А вдруг! А мало ли что?!

На память мне пришла трагическая история прекрасной женщины Тамары Правдиной яхтенного капитана первого класса, что для представительниц слабого пола, само по себе, самая яркая характеристика. Воспитанница детского дома, в который попала в тридцатые, недоброй памяти, годы она всю жизнь мечтала работать на морском судне. Она целеустремлённо двигалась в этом направлении.

Преодолевая все преграды на пути к заветной цели - стать настоящим моряком открытого моря. И яхтенный спорт для неё был одной из ступеней на этом, нелёгком для женщины, пути. Она преодолела всё: и собственные слабости и природную робость перед большими начальниками. Она пожертвовала своей личной жизнью, не создавая семьи, из боязни, что это может помешать осуществлению её заветной мечты.

Но, когда решался вопрос о включении её в состав экипажа гражданского торгового судна, для выхода и работы за границей, какому-то из особо бдительных работников показалось подозрительным, что у неё нет родных, нет заложников, остающихся в стране, на время выходов за рубеж. Матерью и отцом Тамары, по её словам, была наша Родина. Фамилию свою она получила в детдомовской канцелярии, так как всегда была правдива и искренна в своих мыслях и поступках. Более убеждённой патриотки я никогда не встречал.

Но её предала, ей отказала в доверии, эта самая Родина, в лице работников особого отдела, решающих такие вопросы. Ей отказали, мотивируя тем, что её родственники неизвестны и проверять её, можно только со времени её поступления в детдом. Этого показалось мало. А вдруг она дочь врага народа! Такого удара в спину её женская нервная система не выдержала, и она рано ушла из жизни, так и не увидев открытого моря. Жестокая социалистическая реальность того времени.

И сколько таких поломанных судеб на совести работников этой системы сотни? тысячи? сотни тысяч? Кто может подсчитать? «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» – железное правило этих особых служащих.

Но все эти их терзания, все сомнения и размышления, проходили мимо нас, в тишине особых кабинетов и на немногочисленных и немногословных совещаниях у больших начальников. Нас в эти процессы не вовлекали. Нам хватало своих проблем.

Что взять с собой в длительный поход? Во что одеться, с учётом суровых условий северной Атлантики? Как организовать и обеспечить жизнь и быт семьи в своё отсутствие? Возможности устойчивой связи по личным вопросам с берегом, с домом нам не гарантировали. Стало быть, домашние будут всё время до нашего возвращения пребывать в постоянном волнении и страхе за наши судьбы.

Надо их по возможности подготовить морально и успокоить. Жены и родственники настоящих моряков сознают, с кем имеют дело и понимают необходимость таких издержек службы, но всё равно волнуются и страдают. Наши родные не все готовы к таким испытаниям. Им надо помочь, их надо поддержать и подготовить морально.

И ещё одна важная задача была возложена на каждого из претендентов лично. За оставшееся до выхода время, надо было каждому пройти придирчивую комплексную медкомиссию в специализированной поликлинике при больнице им. Чудновского. Эта ленинградская клиника обслуживала плавсостав нашего морского флота. Только комиссия этой больницы решала, пригоден ли моряк к выходу в море по состоянию здоровья. Её решение было окончательным, как приговор достопамятной «тройки».

Моряки, конечно, не космонавты, но здоровья морская служба требует не мало. Лечить от возникших хворей в море, на корабле, зачастую некому, да и нечем. По штату, в составе экипажей были врачи и даже, порой, очень неплохие, но корабельный врач не волшебник и не всё он может выполнить в условиях автономного плавания. В сложных случаях, иногда приходилось больного доставлять в ближайшее лечебное учреждение на берег и даже в иностранных портах.

Лечить приходилось, тратя на это иностранную валюту. Правительство нашей страны очень не одобряло такие случаи и старалось с помощью жесткого медицинского отбора предупредить их. Я комиссии не особенно побаивался, на здоровье я по молодости не жаловался. Тем более, что я занимался подводным спортом, а водолазная комиссия была дотошной ничуть не меньше морской. Тем не менее, мои визиты к врачам Чудновки затянулись.

Все эти рентгены, анализы, осмотры специалистами, требовали много времени. Больница находилась далеко от моего дома, метро тогда там ещё не было, и добирался туда я на медленном дребезжащем трамвае. До отправки оставалось всего три дня и зубной врач. Зубы у меня не болели, и я шел к нему спокойно. Но, увы, оказалось, что тут то и подстерегала меня неприятная неожиданность. Внимательный врач обнаружил на трёх моих зубах начало кариеса. Он категорически отказался поставить свою подпись на общем листе комиссии, без проведения курса лечения.

Зубные процедуры большинство из нас не любит с детства. Но это случай особый и я насколько это возможно прошу доктора лечить эти зубы, прямо сейчас, не сходя с кресла. Доктор усмехается - «Экий вы прыткий, молодой человек. Здесь работы недельки на две с перерывами. Только после этого я вам гарантирую, что в море с вами ничего неприятного не случится». Я так и похолодел. Все мои предыдущие усилия и старания пропадают даром. Послезавтра команда уезжает в Балтийск, а ещё через пару дней выходит в море. Плакала моя мечта о выходе в океан.

Ищу выход из создавшегося положения. «Доктор, а нельзя ли как-то по-другому, быстрее и проще? Мне скоро отплывать и ждать меня никто не будет». Видя моё возбуждённое состояние, доктор колеблется (боясь меня напугать) и произносит – «Ну, разве что, удалить! Но это же варварство! Зубы вполне послужат вам после лечения, да и сверлить их надо не так уж много».

Он так и не понял моей ситуации, решив, что я боюсь бормашины. С отчаянием обречённого я ухватился за эту идею. - «Рвите доктор! Рвите все три и сейчас! Я готов вытерпеть всё лишь бы выйти в море, не остаться на берегу навсегда». У доктора глаза полезли на лоб – «Да вы что! Зубы-то вполне здоровые! И потом три за раз, это будет не просто!!!». «Я закусил удила. Рвите доктор!!!»

Маленькое отступление от текста рассказа.

Теперь, на склоне лет, когда у меня во рту не осталось совсем своих зубов, я с тихой грустью вспоминаю те, первые три, совсем почти здоровые зуба, которые я по молодому своему романтическому энтузиазму, столь опрометчиво и напрасно, принёс в жертву на благо науки и Родины.

Выйдя из больницы с полностью подписанным и заверенным печатью заветным листочком, с онемевшей, от действующего ещё наркоза, челюстью, я несколько кварталов шел пешком, находясь в состоянии близком к шоку. Но сердце моё ликовало. Препятствий, для осуществления моей мечты, теперь не существовало. А зубы? Что зубы. Оставшихся, вполне хватит, чтобы жевать корабельную пищу. Боль пройдёт уже завтра. И никто не заподозрит во мне желающего транжирить государственную валюту у иностранного доктора в зарубежном порту. Я был почти счастлив!

Радовался я напрасно. Самое страшное, подстерегало меня не в больнице, а на работе. До отъезда остался один день, когда меня вызвал начальник отдела и вместо командировочного удостоверения, пряча в пол глаза, вялым заискивающим голосом, сообщил, что моя кандидатура не прошла проверку на допуск к походу. Для меня это было ударом и громом среди ясного неба.

Это что же, меня комсомольца и молодого инженера, лишают допуска, лишают доверия, ставят под сомнение мой патриотизм и порядочность?

Ответов на эти вопросы я так и не получил, ни в тот день, ни позднее, когда группа моих товарищей уже отбыла в море. «Не волнуйтесь, не нервничайте товарищ Чекмарёв.» - успокаивал меня начальник – «Никто вас допуска не лишает, работайте, как и прежде.

Но допуск он разный. Одно дело для работы внутри страны и совсем другое за её пределами. Здесь в нашем НИИ у вас хорошая репутация, работой вашей мы довольны. Вам была выдана прекрасная характеристика для оформления документов на поход. Никто не ставит под сомнение вашу благонадёжность. Но, понимаете ли, разные бывают обстоятельства, по которым отказывают в выезде за рубеж. Вас мы проверяли и не раз. Всё в порядке. Но мало ли какие сведения раскопали в «Большом доме» на ваших новых родственников со стороны жены?»

«Да что вы такое говорите!» - кипятился я – «Вы же прекрасно знаете, что моя жена работает здесь же на «Интеграле». Её тоже наверняка проверяли и не раз. Иначе давно бы уже лишили допуска и уволили!». Начальник смотрел на меня грустными понимающими глазами и пожимал плечами. «Ничего поделать не могу. Не я, и не наша организация решает такие вопросы. Работайте и не берите в голову эти мысли. Мало ли в жизни что случается. Не надо унывать по всякому поводу».

Начальник был пожилой и очень уважаемый мною человек. И глаза его были такие грустные и честные, но я чувствовал, что он немного лукавит и чего-то недоговаривает. Он не почувствовал, какой мечты лишили меня, какое оскорбление нанесли мне этим недоверием.

Такого к себе отношения я вытерпеть не мог. Сотрудники нашего отдела, которые были в курсе произошедшего, сочувствовали мне. Они высказывали самые невероятные предположения относительно мотивов отказа. Пытались утешить.

Но меня это только раздражало. Мне казалось, что они тоже что-то знают, только, жалея, не хотят сообщить. Этому надо было положить конец. Я решил, что надо уходить из института, в котором проработал столько лет, которому обязан своим становлением, как инженера-разработчика. Нельзя носить в душе этот камень недоверия, приходя на службу, каждый день помнить об этом. Общаться с людьми, которые знают обо мне что-то такое, что боятся рассказать.

Истинную причину отказа, я узнал много лет спустя, от одного из своих бывших сослуживцев, ставшего в последствии Генеральным директором этого самого предприятия. Несмотря на значительную разницу в возрасте и положении, я сохранил с ним дружеские отношения и по сей день. Он узнал её благодаря возможностям своего высокого поста.

Причина заключалась в национальности моей тёщи. Она была еврейка. Для меня этот факт не имел, ровным счётом, никакого значения. Елена Соломоновна была прекрасной, хотя и несколько внешне суровой и внутренне болезненной женщиной. У нас с нею никогда не было никаких, даже малейших, трений, ни на бытовой, ни на национальной почве.

И родню свою, с её стороны, я хорошо знал – прекрасные люди. Но вот для спецслужб факт её национальности тогда (да и наверное по сей день) являлся серьёзным, порочащим мою биографию. Уже начинался, сначала слабый, отток евреев за рубеж, потом переросший в исход. Свирепая тоталитарная система, как могла, боролась с этим процессом. Я попал под эту «метлу» и пострадал. Бог им судья! Они сами себя наказали.

Я подал заявление на увольнение по личному желанию. Перешел на другое предприятие, тоже оборонное, но уже по электронному ведомству, где и работаю, по сей день. О переходе не жалею и работу свою люблю. Пользу приношу и, надо полагать, не малую, если руководство упросило продолжать работу после оформления пенсии.

Я пошел навстречу этой просьбе, и теперь, в новых условиях, получил возможность передавать свой опыт молодым сотрудникам, которые слыхом не слыхивали о тех, ушедших от нас временах и нравах. Работа тоже закрытая от посторонних, и даже есть режимная служба, но её деятельность носит характер, как и в любом серьёзном деле, разумной целесообразности. Это вселяет оптимизм и надежду, что прошлый общегосударственный идиотизм уже не повторится.

Содержание

Город Детства.О Родителях

О Дружбе.Бывает ли много друзей...

Система образования.Мысли и сравнения...

И.Сталин.Роль в истории

,,Железная рука,, или способы правления...

О Религии...

Встреча с Алексием Первым

Общество без религии...

Россия.Миролюбивое государство,или...

Бабушка

Продовольственная програма,или химизация всей еды...